«Я не раз слышал от композиторов, пишущих для эстрады, чьи произведения исполняет Клавдия Ивановна, что она умеет открывать в песне, особенно лирической, такие стороны, о которых сами авторы прежде не подозревали. Как это делается? Рецепта нет - есть индивидуальность замечательной певицы, главное достоинство которой заключается в богатстве интонационных оттенков и актерской игры, далеко выходящих за пределы нотной страницы. Великолепно владея этими средствами, Шульженко оживляет ими мелодию, усиливает роль стихотворного текста в песне и тем самым повышает эмоциональное восприятие ее слушателями. Могу смело утверждать, что есть немало песен, которые живы в памяти народа, поются до сей поры только потому, что к ним приложила свое
мастерство, свою душу Клавдия Шульженко». Леонид Утесов.
Клавдия Шульженко родилась 24 марта 1906 года в Харькове.
О своей юности Шульженко рассказывала: «С детства мечтала стать актрисой драматического театра. Эта мечта зародилась во мне еще до того, как я впервые побывала в настоящем театре. Мы жили в Харькове, на Владимирской улице. Район наш назывался Москалевкой. Наша семья — отец, мать, брат Коля и я — занимала флигель, в котором жила еще и соседка. Первое художественное впечатление было связано с отцом. От него я впервые услышала украинские народные песни. Он приобщил меня к пению. Бухгалтер управления железной дороги, отец мой серьезно увлекался музыкой: он играл на духовом инструменте, как тогда говорили, в любительском оркестре, а иногда и пел соло в концертах. Его выступления, его красивый грудной баритон приводили меня в неописуемый восторг... Тем не менее, ничто не предвещало моей песенной судьбы. В гимназии Драшковской, где я училась, любимым предметом была словесность. Я учила наизусть стихи русских поэтов, которые с восторгом декламировала и на уроках, и в пансионе подругам по комнате... Не скрою, к большинству предметов относилась как к обременительной нагрузке. Мне очень жаль, сегодня могу в этом сознаться, что я несерьезно отнеслась и к занятиям по музыке».
В юности Клавдия Шульженко принимала участие в художественной самодеятельности. Спектакли, в которых она принимала участие, шли на сцене, сделанной посреди двора, и вызывали большой интерес у жителей соседних домой, приходивших на показ со своими стульями, табуретами и скамейками. При «входе» в театр на маленькой тумбочке стояла кружка, в которую зрители бросали деньги. Табличка, лежавшая рядом, сообщала, что эти сборы предназначались для оправдания расходов по постановке спектакля. В каждом спектакле были песни и танцы, и Клавдия обязательно пела либо во время постановки, либо в концертном отделении. В то время Шульженко планировала стать драматической актрисой, и не собиралась быть певицей. Шульженко рассказывала: «Родители, заметив мои музыкальные способности, определили меня к профессору Харьковской консерватории Никите Леонтьевичу Чемизову, удивительному педагогу и добрейшему человеку. Он занимался со мной нотной грамотой и исподволь обучал пению. «Ты счастливая, - говорил он, - у тебя голос поставлен от природы, тебе нужно только развивать и совершенствовать его». Петь я любила, но не считала пение своим призванием. Все мои мечты были о сцене драматического театра. И «виноваты» здесь были не только наши любительские спектакли. «Виноват» был кинематограф с его Верой Холодной, Иваном Мозжухиным, Владимиром Максимовым — кумирами зрителей тех лет. Они не говорили и не пели, но, тем не менее, покорили мое сердце, разжигая мечты об актерской карьере. «Виноват» был и театр. Именно он оставил во мне самые яркие впечатления юности. Театр в нашем городе был замечательный. Его руководитель — один из крупнейших режиссеров тех лет Николай Николаевич Синельников, собрал великолепную актерскую труппу. Каждый поход с папой в театр Синельникова становился для меня праздником. И разве не естественно, что безумно хотелось, чтобы этот «праздник был всегда со мной». И я решилась. Ранней весной 1923 года, когда мне еще не было семнадцати лет, отправилась к Синельникову «поступать в актрисы».
Шульженко пришла в театр со своей подругой Милой Каминской. Шла репетиция спектакля, но режиссер решил уделить девушкам несколько минут. Их попросили спеть под аккомпанемент 22-летнего концертмейстера Исаака Дунаевского, и первой песней, которую выбрала Шульженко, был украинский шлягер «Распрягайте, хлопцы, коней». Затем режиссер попросил спеть что-нибудь на русском языке, и девушки спели песни «Шелковый шнурок» и «По старой Калужской дороге». Синельникову исполнение понравилось, он попросил Клавдию вместе с подругой сыграть этюд: девушка, пришедшая на бал, ревнует юношу к своей подруге. Девушки сыграли, и режиссер сказал, что Шульженко принята в театральную труппу, а подруга - нет. Первым спектаклем, в котором Шульженко приняла участие, была оперетта Жака Оффенбаха «Перикола». В нем она пела в хоре среди уличной толпы и среди гостей на губернаторском балу. Второй спектакль с ее участием был «Идиот» по Достоевскому, и Шульженко играла в нем Настасью Филипповну. Она появилась в этой роли в четвертом акте, когда Настасью Филипповну уже убили, и она лежала на кровати. Побывавший на этом спектакле отец Клавдии позже сказал, что делала она это очень убедительно.
В театре Шульженко так же сыграла роль певицы в спектакле «Казнь», спев романс «Снился мне сад». Позже в книге своих воспоминаний Клавдия Шульженко рассказывала: «Я выходила на небольшую площадку, напоминавшую эстраду, в сопровождении двух гитаристов и начинала петь:
Снился мне сад
в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоём...
Продолжение следует...
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Мой взгляд падал на героиню спектакля. Я видела, как хорошо знакомые слова романса вдруг привели её в смятение, и, угадав, распознав её состояние, пела уже только для неё, стремясь ей, именно ей, поведать прекрасную мечту, сказочный сон о большой, но несбывшейся любви». Пение Шульженко понравилось зрителям, зал зааплодировал, а исполнительница главной роли неожиданно подошла к Клавдии, и расцеловала её.
Дни для Шульженко были до предела насыщены репетициями и спектаклями. Одновременно с работой в театре Шульженко выступала в клубах, в летнем театре «Тиволи», и в дивертисментах после окончания спектаклей. Подобные дивертисменты в те годы были обязательным явлением в театрах, в них актеры имели возможность проявить себя в смежных областях: песне, монологе и стихах. Она вспоминала: «Утром репетиции. После репетиций - занятия пением у Н.Л.Чемизова или урок танца в балетной школе Натальи Тальори, матери прославленной балерины Наталии Дудинской (никогда не мечтала о карьере профессиональной балерины - занятия классическим танцем, так называемая «школа», которую я проходила, необходима для каждого актера: она дает умение владеть своим телом, держаться на сцене, вырабатывает пластику, не говоря уже об овладении основами танцевальных движений - без этих основ актеру, которому по ходу пьесы надо танцевать, придется туго). А вечером - спектакль или концерт, и ты снова стоишь у кулисы, прислушиваешься к залу и, волнуясь, ожидаешь своего выхода. А назавтра с утра опять репетиция. Николай Николаевич требовал, чтобы все актеры присутствовали на ней вне зависимости от того, заняты они в этом акте или нет, играют они в первом составе или во втором. Синельников называл репетиции школой актерского мастерства. Для меня они стали моими университетами».
Существенный поворот в судьбе Шульженко произошел в 1924 году после встречи с известной оперной певицей Лидией Липковской, приехавшей с гастролями в Харьков. Побывав на ее концерте, Шульженко пришла в восторг от ее таланта, на следующий день после концерта набралась смелости и пришла к Липковской в гостиницу. Выслушав несколько песен в исполнении Шульженко, певица сказала: «У вас настоящий лирический дар. «Жесткие» песни типа «Шелкового шнурка» вам неуместны. Вам нужен свой репертуар, соответствующий вашему дарованию». Эти слова окрылили Шульженко, и она захотела создать свою песенную программу. В этом ей помог случай. В один из дней к ней в театр пришел молодой человек, представился поэтом Павлом Германом, и сообщил, что у него написано несколько новых песен, и он предлагает их исполнить Шульженко. Среди них были песни «Записка», «Не жалею», «Настанет день», «Шахта № 3» и «Песня о кирпичном заводе», прозванная в народе «Кирпичики».
Исполнение этих двух песен принесло успех молодой певице. Шульженко вспоминала: «Песня о кирпичном заводе», ставшая вскоре одиозной, действительно не отличалась ни музыкальными, ни поэтическими достоинствами. Композитор Кручинин обработал для нее мелодию известного вальса, который считался чуть ли не народным. Этот вальс можно было услышать в цирке, в балагане, его играли шарманщики. Я слыхала эту мелодию в детстве. Дома у нас был граммофон, и среди многочисленных пластинок к нему был и вальс «Две собачки», который я сразу вспомнила, услышав новую песню В. Кручинина. Не нужно думать, что речь идет о непреднамеренном плагиате. Нет, Павел Герман рассказывал мне позже, что они с Кручининым долго искали мелодию, которая легко бы узнавалась, легко запоминалась, была бы доступна. Таким же доступным был и текст песни, который мало чем отличался от тех, прямо скажем, примитивных песен городских окраин, которые широко бытовали в начале века, а некоторые, как, например, «Маруся отравилась», распевались еще и в 20-е годы... «Кирпичики» подхватили сразу. Помню, как после первого же моего исполнения этой песни в одном из рабочих клубов на шефском концерте ко мне подошли девушки в красных косынках - комсомолки и ребята - рабочие этого предприятия. Они попросили «не пожалеть времени и дать списать слова понравившейся песни». Такая картина повторялась не однажды».
Позже в Краснозаводском драмтеатре в Харькове артист Брейтингам написал для Клавдии Шульженко новые песни, музыка к которым принадлежала студенту консерватории, в будущем известному композитору Юрию Мейтусу. В число этих песен входили «Папиросница и матрос», «Силуэт», баллада «Красный мак» и «На санках», которую Клавдия Шульженко исполняла в течение многих лет. С этим репертуаром она приехала в Ленинград, где успешный дебют молодой певицы состоялся в праздничном концерте в День печати в Театре оперы и балета. «Легко можно догадаться, что чувствовала молодая исполнительница, как она волновалась, - писала И.А. Василинина. - Но все окончилось не просто хорошо, а блистательно. Ее долго не отпускали со сцены. Она пела весь свой репертуар, тот, который «сомнительный», «вчерашний день», «чепуха», - «Красный мак» и «Гренаду», «Жорж и Кэтти» и «Колонну Октябрей». Она легко переходила от шуточной песенки к гражданской, романтической. Она подчиняла себе зал, который неистово аплодировал, требуя продолжения выступления. Буквально в один вечер имя Шульженко стало известным. И тогда... владельцы кинотеатров «рискнули» заключить с ней контракты. Она начала давать свои концерты перед демонстрацией фильмов. Для только-только начинающей певицы здесь не было ничего зазорного. Это были честь, признание, возможность стать рядом с лучшими мастерами эстрады, среди которых были такие, как Владимир Хенкин, Изабелла Юрьева, Наталия Тамара и другие. Все они участвовали в концертах, проходящих перед началом сеанса. Очень скоро зрители стали «ходить» главным образом на Шульженко».
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
В 1939 году Шульженко стала лауреатом Первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. «Шульженко явилась украшением Первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады, - Писал Глеб Скороходов. - Ее выступлениям сопутствовал огромный зрительский успех. Сразу же после завершения состязания последовало приглашение в Дом звукозаписи. Здесь она напела пять песен - факт, означавший выход ее пластинок на всесоюзную арену: диски, изготовленные с матриц Дома Апрелевским и Ногинским заводами, распространялись по всей стране. Ее снимают для всесоюзного киножурнала «Советское искусство» — единственную из вокалистов, участвовавших в конкурсе. Руководство ленинградской эстрады сочло нужным организовать для Шульженко джаз-оркестр, программы которого, в отличие от выступлений коллектива Я. Скоморовского, будут строиться главным образом на песнях, исполняемых Шульженко. Она же была назначена и одним из художественных руководителей нового ансамбля».
В январе 1940 года в Ленинграде был создан джаз оркестр под управлением Клавдии Шульженко и Владимира Коралли. В своей первой программе под названием «Скорая помощь» музыканты обыгрывали эпизоды, связанные с организациями, призванными оказывать «скорую помощь» в быту. Вторая программа целиком строилась на «радиоконферансе». В репертуаре нового ансамбля много шуточных песен: «Нюра», «Курносый», «О любви не говори», «Упрямый медведь».
Объявление о начале войны застало певицу на гастролях в Ереване. Шульженко рассказывала: «В Харькове поезд остановился далеко от вокзала - в городе была объявлена воздушная тревога. И тут совершенно неожиданно в стоящем неподалеку от нас поезде мы повстречали нашего сына. Этим поездом в Ленинград возвращался Аркадий Райкин с Театром миниатюр, прервавшим свои харьковские гастроли, и мои родственники передали артистам Гошу, чтобы его доставили домой. Мне сразу стало легче дышать - матери поймут меня. Поезд вез нас дальше, навстречу войне. Нам уже попадались беженцы из западных областей Украины, Белоруссии, из Прибалтики, где шли ожесточенные бои. И вот Ленинград. Как быстро изменилось все - и сам город, и люди, живущие в нем. Мешки с песком, укрывшие витрины бывшего Елисеевского гастронома и кафе «Норд» на Невском, заклеенные белыми бумажными крестами окна жилых домов, большие клещи, бочки с водой и ящики с песком в каждом подъезде - для тушения зажигательных авиабомб (зажигалок, как их называли), дежурные с противогазами на боку, воздушные тревоги и сосредоточенные, посерьезневшие лица, на которых не было и тени паники. Чувствовалось, что город готовился к сражению. В Доме Красной Армии нас аттестовали как добровольно вступивших в ряды Вооруженных Сил и выдали военную форму. Так я стала рядовым Красной Армии, а наш коллектив получил звание Ленинградского фронтового джаз-ансамбля. Командование выделило нам небольшой, видавший виды автобус, который превратился в наш дом на колесах. Но и постоянное наше жилище ничем не напоминало довоенное - мы разместились в подвальных помещениях старинного здания на Литейном - Доме Красной Армии имени Кирова, ставшем нашей базой».
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
В 1943 году состоялись триумфальные гастроли Шульженко по Кавказу и Средней Азии. Вместе с джаз-ансамблем она побывала в Тбилиси, Ереване, Грозном, Баку, Красноводске, Ташкенте и других городах, в том числе в Новороссийске. Однажды она пела в морском госпитале недалеко от Новороссийска, где среди раненых был экипаж торпедного катера. Во время боя все члены его экипажа или погибли, или были ранены. Только 13-летний юнга Валентин Лялин чудом остался невредим, и став за руль, довёл катер до родного берега. На концерт моряки принесли забинтованного с ног до головы командира катера Андрея Чернова. Когда концерт закончился, он протянул в сторону Шульженко забинтованные руки. Она поначалу не могла понять этот жест, и тогда к ней подбежал Лялин, взволнованно сказав, что командир просит исполнить свою любимую песню. Шульженко запела «Руки», не пытаясь сдержать слёз. А когда в апреле 1975 года Шульженко была приглашена на съемки передачи «Голубой огонек», её ждал сюрприз, который она потом называла одним из счастливейших моментов в своей жизни. Перед съёмками эпизода с её участием Шульженко указали на группу мужчин, сидевших за дальним столиком, и Клавдия Ивановна узнала возмужавшего Валентина Лялина. Рядом с ним сидели со звездой Героя Советского Союза седовласый Андрей Чернов и все оставшиеся в живых члены экипажа героического катера. Певица расплакалась, подошла к ним, каждого обняла, поцеловала, а затем, глядя на Чернова, запела: «Руки - вы словно две большие птицы...».
12 июля 1942 года на сцене Ленинградского дома Красной Армии, где состоялся концерт Шульженко и фронтового джаз ансамбля, певице была вручена медаль «За оборону Ленинграда», 9 мая 1945 года Клавдия Шульженко была награждена наивысшей советской воинской наградой орденом Красной Звезды, а 29 сентября 1945 года за выдающиеся заслуги в области вокального искусства ей было присвоено почётное звание Заслуженной артистки РСФСР. После войны певица вернулась к своему обычному репертуару.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
С лета 1945 года она выступала сольно, и некоторые критики пытались ее критиковать за то, что в ее репертуаре не нашлось места для патриотических песен. Тем не менее, в послевоенный период певица находилась на пике своей популярности. Многие композиторы и поэты предлагали ей свои произведения, понимая, что имя Шульженко гарантировало зрительский успех. Сама Шульженко рассказывала: «Я ищу песню - значит, я смотрю, слушаю десятки песен. Как же приходит ощущение, что вот эта песня - моя, эта тоже, а другие - нет, не мои? Ответить на этот вопрос легко тогда, когда я могу предъявить к произведению конкретные претензии: допустим, оно мне кажется недостаточно выразительным или глубоким, не нравится музыка, холодным и скучным представляется текст. Но ведь бывает и так: всем хороша песня, а я просто слышу, как превосходно может она прозвучать в чьем-то исполнении... Только не в моем. Мы с ней чужие друг другу». Клавдия Шульженко не слушала никого, кроме тех, для кого пела. О ее непростом характере ходили легенды. Чтобы успешно выступить, она запросто могла с кем-нибудь поругаться перед выступлением. Директор ленинградского Театра эстрады специально нанимал рабочих, которых Клавдия Ивановна перед выходом на сцену отчитывала «за нерадивость». Конферансье Иван Шепелев, иногда выступавший с Шульженко в концертах, рассказывал об эпизоде, произошедшем в 1978 году в казахском городе Усть-Каменогорске на стадионе во время празднования Дня победы. Петь Клавдии Ивановне мешал постоянно ее снимавший молодой фотокорреспондент. На замечания Шепелева и Шульженко он не реагировал, и тогда взбешённая Клавдия Ивановна во время фортепианного проигрыша песни «Давай закурим» в микрофон на весь стадион послала его на три заборные буквы. Фотограф был настолько поражен, что сумел вымолвить только: «Что?» А Шульженко снова повторила ему свое послание.
Клавдия Шульженко много гастролировала по стране, записывала новые песни, и была признанным кумиром советской эстрады. Песней, получившую долгую счастливую жизнь от Клавдии Шульженко, стала песня Эдуарда Колмановского «Вальс о вальсе» на стихи Евгения Евтушенко. Стремясь расширить тематику и обогатить форму эстрадной песни, Шульженко обратилась к сюите Соловьева-Седого «Возвращение солдата» и симфоническому вальсу Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад». Певица смело осваивала пространство эстрадной площадки, с мастерством драматической актрисы создавала характер героини, одновременно показывая свое отношение к ней. Песни в исполнении Клавдии Шульженко приобретали глубину, второй план и живое дыхание. Руки Шульженко во время исполнения находились в движении, мимика, и поворот головы иллюстрировали текст. Танцевальные ритмы танго, фокстрота, и особенно - вальса, делали песни Шульженко легко запоминающимися. На протяжении полувека Клавдия Шульженко оставалась лидером советской лирической песни, оказав огромное влияние на Майю Кристалинскую, Эдуарда Хиля и других эстрадных исполнителей. «В эти свои вечера К.И.Шульженко пела только о любви, писала И.А.Василинина. - Она пела, говорила, шептала любовные признания. Была раба любви и ее госпожа. Она превозносила это великое и таинственное чувство и смеялась над ним. Была отвергнута, брошена, забыта и снова счастлива, желанна, любима. Она утверждала, что любви все возрасты покорны. И заставляла безоговорочно верить этому. Царила на сцене женщина, певица, актриса. Царила вновь. Десять дней над входом Государственного театра эстрады висел плакат: «Все билеты проданы». Десять дней на дальних подступах к театру спрашивали: «Нет лишнего?» Десять дней счастливчики, заполнившие зрительный зал, с нетерпением ждали открытия занавеса... Так в октябре 1965 года проходил в Москве Первый фестиваль советской эстрадной песни».
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Шульженко не пользовалась особым расположением партийного руководства страны, и ей были запрещены заграничные гастрольные поездки. Она одной из первых в стране осмелилась носить брюки, и особое неудовлетворение вызвал тот факт, что она использовала их в концертном костюме. Не ладились отношения Шульженко с министром культуры Фурцевой. Однажды Шульженко нужно было встретиться с Екатериной Фурцевой, но эта встреча долгое время не могла состояться из-за занятости министра. Наконец, Фурцева назначила певице время для встречи. В назначенный день Шульженко явилась в приемную министра, однако министра на месте не оказалось. «Екатерина Алексеевна будет с минуты на минуту», - сообщила певице секретарша. Шульженко пришлось долго ждать. Другие посетители в таких случаях стоически терпели ожидание, или, извиняясь, уходили. Шульженко поступила иначе. Обращаясь к секретарше, сказала: «Пожалуйста, передайте министру, что она дурно воспитана...» И удалилась из приемной. Через несколько лет правительство решило наградить певицу за ее многолетний труд на эстраде орденом Ленина. Однако было решено устроить церемонию награждения не в Кремле, а в здании Моссовета, о чем Шульженок заранее сообщили по телефону. Шульженко ответила: «Только что я сшила для себя новое красивое платье. И если я достойна высокой награды, то эта награда должна быть достойно мне преподнесена! Иначе ваша железка мне не нужна». И повесила трубку. Лишь во время руководства Брежнева она стала народной артисткой СССР, получила орден Ленина и новую квартиру в центре Москвы. Это случилось после того, как она была приглашена на Малую землю, где собрались участники легендарного сражения под Новороссийском. Среди этих участников был Леонид Брежнев. Во время беседы присутствующих возник импровизированный концерт, и Брежнев попросил: «Клавдия Ивановна, спойте наши любимые военные песни». Певица согласилась. Едва она спела одну песню, как Брежнев сразу попросил вторую - «Записку», которая была одной из его любимых.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Клавдия Шульженко иногда снималась в кино. Ее дебютом стала эпизодическая роль Веры в киноленте «Кто твой друг». Позже режиссер Эдуард Иогансон пригласил певицу спеть за исполнительницу главной женской роли в кинокомедии «На отдыхе». Музыку к фильму написал композитор Иван Дзержинский, его «Песня Тони», которую предстояло исполнить, очень понравилась Шульженко, и она согласилась. Позже выяснилось, что имя реальной исполнительницы «Песни Тони» авторы фильма решили сохранить в тайне. Шульженко узнала об этом случайно. Друзья устроили певице сюрприз: принесли ей домой патефон с пластинкой, на которой, по их словам, была записана одна превосходная песня, и, не произнеся больше ни слова, предложили её прослушать. Для неё это был первый случай, когда она слышала себя со стороны. Певица с улыбкой вспоминала годы спустя, что приятных эмоций это прослушивание у нее не вызвало.
Клавдия Шульженко активно сотрудничала с Дунаевским, который написал для нее песни «Окрыляющее слово», «Письмо матери», «Школьный вальс», а также песни для музыкального фильма-ревю с ее участием «Веселые звезды» режиссера Веры Строевой, в котором певица исполнила одну из своих любимых своих песен «Молчание» на стихи Матусовского. А в декабре 1983 года Клавдия Шульженко приняла участие в съёмках телевизионного фильма «Вас приглашает Клавдия Шульженко». Авторы фильма показали яркую жизнь певицы, и картина имела большой успех.
Непросто складывалась личная жизнь Клавдии Шульженко. Официально она была замужем один раз, но гражданских браков у Клавдии Ивановны было несколько. С первым мужем Иваном Григорьевым она познакомилась17–летней девчонкой в Харькове. Позже, направляясь на гастроли, Шульженко познакомилась с музыкантом и куплетистом Владимиром Коралли. Когда Григорьев попытался уговорить Клавдию остаться с ним, Коралли, присутствовавший при их объяснении, выхватил браунинг и чуть не застрелил соперника. Брак с Коралли поначалу складывался довольно счастливо, у Шульженко родился сын Игорь, росли популярность и материальный достаток. Но Шульженко стало известно, что муж ей изменяет, и в пику своему супругу она увлеклась композитором Ильей Жаком. Позже Клавдия Ивановна признавалась, что Жак был самой большой любовью в ее жизни.
В 1955 году, на 25-м году совместной жизни брак Клавдии Шульженко с Коралли распался, они разменяли свою жилплощадь, Коралли переехал в соседний дом, а квартира певицы стала коммунальной. При разделе имущества бывший супруг обменял одну комнату в их некогда общей четырехкомнатной квартире на улице Алексея Толстого (сегодня улица Спиридоновка), и в нее въехала семья с маленьким ребенком. Клавдия Ивановна, которой на тот момент ей исполнилось 50 лет, была в шоке. Она звонила знакомым и плача говорила, что не знает, как жить: к плите не подходила больше десяти лет, а теперь к тому же оказалась в коммунальной квартире. «Хоть ложись и помирай», — сетовала она.
В 1957 году Шульженко познакомилась с Георгием Епифановым, влюбившемся в Клавдию Ивановну еще до войны. Когда они встретились, когда ей было пятьдесят лет, а ему - тридцать восемь. Но Георгий Кузьмич всегда говорил, что чувствует себя старше Шульженко, и она ему кажется девочкой, которую нужно оберегать и защищать. Епифанов помог Шульженко перебраться из коммуналки в кооперативную квартиру неподалеку от метро «Аэропорт». Епифанов рассказывал: «Мое заочное увлечение этой женщиной ни для кого не было секретом. Как-то режиссер, с которым мы работали, Марианна Семенова является в студию: «Жорж, твоя Клавочка отдыхает в одном санатории с моим Сережей (муж)». - «Твоя Клавочка! И что?» - «У тебя автомобиль в порядке?» - «В порядке». - «Мне нужно к Сереже отвезти профессора (муж болел)». - «Конечно, поедем». И мы поехали. Въезжаем на территорию санатория имени Артема на Ленинградском шоссе. Марианна была знакома с Клавдией, потому что как режиссер монтировала фильм «Концерт фронту». И вот она бежит к ней в номер и восклицает: «Клавочка, угадай, кого я привезла?» - «Профессора?» - «Нет, человека, который тебя безумно любит!» Клавдия к этому времени уже два года как развелась с мужем, Владимиром Коралли. Вышли на балкон. «Вон внизу двое мужчин, угадай кто». - «Который моложе?» - «Угадала». - «А как его зовут?» - «Жорж». - «А фамилия?» - «Епифанов». Шульженко задумалась и всплеснула руками: «Господи, так это и есть Г. Е.!» Потом Марианна впихнула меня в ее комнату. Дрожащим голосом я сказал: «Здрасьте». Клавдия Ивановна спрашивает: «Вы сейчас возвращаетесь в Москву? Можно, я поеду с вами?» Еще бы! Не против ли я, чтобы в мой автомобиль села моя мечта?! Потом попутчики мне рассказывали, что я никогда в жизни так благоговейно не вел автомобиль. Подъезжаю, не спрашивая дороги, ведь знал адрес - дом напротив Министерства иностранных дел. Только подъезд она мне не назвала. И пригласила на следующий день, на чай! Прихожу, сижу, пью исключительно чай. Пьем чай в девять часов, в десять, в одиннадцать часов. Она смотрит на меня и говорит: «Слушайте, вы или уходите, или оставайтесь». Такая альтернатива меня необыкновеннейшим образом обрадовала. Но при этом мне стало страшно: справлюсь ли я с той чрезвычайной миссией, которая мне предстоит? Всякое бывает в нашем мужском деле, не правда ли? Испугался, но отчаянно сказал: «Остаюсь!». Это была брачная ночь, которая длилась в общей сложности восемь лет. Я верю, что был единственным любимым ею человеком. Жили мы каждый у себя, но пропадал я у нее без конца. Матушка моя покойная была возмущена этим обстоятельством, потому что считала, что родила сына для себя. А не для какой-то хоть Шульженко, хоть Фурцевой... Клавдия была мягкая, отзывчивая, отходчивая. Но когда надо, умела быть жесткой. Помню, на концерте в КДС - то ли занавес повесили не так, то ли еще что - выдала со сцены такой текст! У нее была домработница (она же костюмер Шурочка Суслина. - Ф. Р.), они с Клавдией всюду ходили вместе. Или со мной. Она не переносила одиночества... Почему мы расстались? Однажды в 1964 году мы были на дне рождения одной дамы композитора. Когда вернулись домой, я что-то замельтешил, помогая, Клавдии снять пальто. Она мне вдруг сказала вещь такую грубую и обидную, что это... не прощается...».
Расставшись, они продолжали перезваниваться. Епифанов сопровождал ее в Кремль, когда ей вручали звание народной артистки СССР в 1971 году и орден Ленина в 1976 году.
При всей своей известности особым достатком Шульженко похвастаться не могла. Государство платило ей 270 рублей пенсии, которых женщине, привыкшей к достатку, не хватало. Ей приходилось распродавать драгоценности и антиквариат, который она собирала всю жизнь. Самой же дорогой вещью хозяйка считала несессер с французскими духами. Даже в военные годы, скрываясь в бомбоубежищах, Клавдия Ивановна забирала этот несессер с собой. Последними непроданными ценными предметами в ее доме были антикварный диван, который Шульженко купила у Лидии Руслановой, и рояль, принадлежавший ранее композитору Дмитрию Шостаковичу. Как шутила Клавдия Ивановна, петь ей в то время приходилось исключительно «на рынок»: продукты она предпочитала покупать именно там - свежую клубнику и прочие деликатесы, к которым была весьма неравнодушна. Выживать Клавдии Ивановне помогали молодые артисты. Денег от них она не принимала, но подаркам была рада. Перехитрить же ее и оставить деньги удавалось лишь Алле Пугачевой. Перед уходом, воспользовавшись тем, что хозяйка шла провожать гостей, Алла Борисовна оставляла приличную сумму под салфеткой на кухонном столе. А в следующий свой визит сочувственно поддакивала Шульженко, которая сетовала на плохую память: вот, мол, уже стала забывать, куда прячет деньги.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
«Не представляю себе, чтобы героиня Шульженко стала прибедняться, жаловаться, сдалась на милость обстоятельств, не представляю, чтобы она поступилась своим самолюбием, или сфальшивила, или принялась лицемерить, – говорила певица Мария Максакова. – Женщины, с которыми знакомит нас Шульженко, умеют сильно, глубоко чувствовать, но они горды, и поэтому даже о самом больном и горьком у них хватает силы говорить с мужественной сдержанностью».
Иногда к певице заходил Коралли, живший по соседству. Его приходу предшествовало неизменное предупреждение Клавдии Ивановны: «Володя, только на полчаса. Больше я тебя не выдержу».
С конца 1970-х годов Шульженко прекратила выступления с сольными программами, но принимала участие в сборных концертах и делала новые записи на фирме «Мелодия». Одной из самых популярных песен ее репертуара того времени была песня «Вальс о вальсе» Эдуарда Колмановского на стихи Евтушенко. «Талант этой замечательной артистки таков, что, раз спев песню, она делает ее своей, «шульженковской», - сказал Колмановский. - Мы, авторы песен, не можем быть за это в обиде. Наоборот, мне кажется, что именно благодаря исполнению Клавдии Шульженко «Вальс о вальсе» получил столь долгую и счастливую жизнь».
В апреле 1976 года в Колонном зале Дома Союзов состоялся юбилейный концерт певицы. Одной из последних ее работ стала запись кантаты Дариуса Мийо «Сын и мать». В 1981 году в издательстве «Молодая гвардия» вышли мемуары Шульженко «Когда вы спросите меня…» в литературной записи Глеба Скороходова.
В последние годы жизни, когда Клавдия Ивановна сильно болела и уже не могла работать, главным ее утешением стал рояль. За ним Шульженко забывала о своих невзгодах. Врачи рассказывали, что, когда она лежала в больнице и жизнь отсчитывала последние часы, певица, как только сознание к ней возвращалось, шептала: «К роялю! К роялю!». Клавдия Шульженко скончалась 17 июня 1984 года, и была похоронена на Новодевичьем кладбище. Алла Пугачева сказала в интервью: «Когда умирает такой талант, то чувство осиротелости охватывает душу. Утрата – как бы потеря близкого, справедливого доброго гения в нашем далеко не легком жанре...» Анатолий Папанов заметил: «Второй Шульженко никогда не будет! Как не будет второй Раневской, второго Качалова...».
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
«Примером, идеалом эстрадного пения была для меня Клавдия Шульженко. Все в ней мне нравилось, — писала в своей книге Галина Вишневская. — С самого появления ее на сцене я попадала под обаяние ее огромного мастерства, ее внешнего облика, ее пластики, отточенности ее движений. В каждой песне возникал определенный сценический образ, каждая песня была законченным произведением, со своим вступлением, развитием и финалом. Эстрадный жанр очень опасен легкостью и соблазном соскользнуть на дешевые эффекты, на убогие актерские трюки, у которых одна цель: ублажить публику. Клавдию Шульженко никогда не покидало чувство меры — она была удивительная артистка. Прекрасные выразительные руки, богатая мимика — все отражает внутреннее, душевное движение. Все искренне прочувствовано, естественно исполнено и умно рассчитано. Она никогда не пела с микрофоном. Голос у нее был небольшой, но очень приятного тембра. Она будто и не пела, а легко и свободно напевала, не фокусируя звук, что немедленно создавало особую атмосферу интимности и неизменно покоряло зрителя. Она создала в этом жанре свой собственный стиль и царила на эстраде десятки лет. Из известных мне певиц я могу сравнить ее по степени таланта только с Эдит Пиаф, хотя по характеру дарования они совершенно разные: в Пиаф — надломленность, трагический надрыв, в Шульженко — мягкая лиричность, светлая женственность. После ее пения хотелось жить».
В 2006 году о Клавдии Шульженко был снят документальный фильм «Три вальса».
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Шульженко оживляет ими мелодию, усиливает роль стихотворного текста в песне и тем самым повышает эмоциональное восприятие ее слушателями. Могу смело утверждать, что есть немало песен, которые живы в памяти народа, поются до сей поры только потому, что к ним приложила свое
Шульженко Клавдия Ивановна
