Эпиграммы Александра Иванова -- это на самом деле по большей
части ПСЕВДО-эпиграммы: они остроумные, но не смешные и не едкие.
Знак внимания и не более того.
Вот, к примеру, эпиграмма Иванова на Жириновского:
Посмотрите-ка скорей -
Дело-то хреновое;
И фашист он, и еврей,
Это что-то новое!
Она не смешная, не остроумная, зато невежественная или лживая.
Потому что фашистом называли, к примеру известного сиониста Жабо-
тинского задолго до того, как "сын юриста" разнообразнул собой
российскую политическую сцену. Вдобавок сионизм был на уровне ООН
благодаря усилиям СССР некоторое время неправильно заклеймён как
разновидность фашизма (ничто человеческое евреям, конечно же, не
чуждо, но Израиль -- государство всё-таки не фашистское).
Многие так называемые эпиграммы Иванова являют собой скорее
рифмованные комплименты. К примеру:
Эдварду Радзинскому:
Во времена Нерона и Сенеки
Ведь тоже жили люди-человеки.
И чтобы быт познать их исполинский,
Туда командирован был Радзинский.
Валентину Катаеву:
Кто этой книги не читал,
Пусть горько пожалеет.
Уже и автор белым стал,
А парус все белеет.
Это -- всё?! Вообще-то в современном русском языке греческое сло-
во "эпиграмма" означает "небольшое САТИРИЧЕСКОЕ стихотворение". В
нём должно быть ВЫСМЕИВАНИЕ кого-то или хотя бы чего-то. А кого
или что высмеивает в своих как бы эпиграммах Иванов? Действитель-
но едкие, полноценные эпиграммы -- к примеру, у Валентина Гафта.
Они не всегда справедливы, иногда вульгарны, но хотя бы соответс-
твуют своему назначению:
М. Боярскому:
Зачем ты, Миша, так орешь,
Давно огрбленный еврей?
Ты д'Артаньяна не тревожь,
Он дворянин, а ты - плебей.
М. Казакову:
Неполноценность Мишу гложет,
Он хочет то, чего не может,
И только после грамм двухсот
Он полноценный идиот.
Все знают Мишу Казакова,
Всегда отца, всегда вдовца.
Начала много в нем мужского,
Но нет мужского в нем конца.
А. Каневскому:
Хоть Лёня дорог самому Эфросу,
Размер таланта уступает носу.
Но если Лёнин нос
Рассматривать отдельно,
Поймем мы, что артист
Талантлив беспредельно.
Михалковым:
Земля, ты чуешь этот зуд?!
Три Михалкова по тебе ползут!
И. Саввиной:
Все это правда, а не враки,
И вовсе не шизофрения:
В Крыму гуляли две собаки -
Поменьше - шпиц, побольше - Ия.
"Трем мушкетерам":
Пока-пока-покакали
На старого Дюма.
Нигде еще не видели
Подобного дерьма.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Сказать, что Иванов совсем уж хорошо в русском языке разбирался
и был особо аккуратен в выражениях, я не могу. Все мы грешны. К
примеру, есть у него такое:
И, отдавшись грустным размышлениям,
Думаю, едя, пия, пиша:
То ли ты сильнее искушения?
То ли я не слишком хороша?
Вместо "не слишком" надо бы "не очень" или "совсем уж":
"слишком" -- это как раз означает, что препятствие достаточное
для того, чтобы помешать.
* * *
У Иванова нередки недоделки, недошлифовки. К примеру
("Диалог"):
- А чего ж, - смеется он, - не лапать,
Нешто я какой-то моветон.
Ты ведь, - говорит, - едрена лапоть,
Тоже ведь не Лида Гамильтон!
Здесь двукратное "ведь" в соседних строках -- небрежность
Иванова, а не его персонажа. Лучше было бы, возможно, так:
Ты здесь, - говорит, - едрена лапоть,
Тоже ведь не Лида Гамильтон!
А если Иванов всё-таки считал, что это небрежность со стороны
персонажа, то он перегибал палу.
* * *
Сказать, что Иванов совсем уж хорошо в русском языке разбирался
и был особо аккуратен в выражениях, я не могу. Все мы грешны. К
примеру, есть у него такое:
И, отдавшись грустным размышлениям,
Думаю, едя, пия, пиша:
То ли ты сильнее искушения?
То ли я не слишком хороша?
Вместо "не слишком" надо бы "не очень" или "совсем уж":
"слишком" -- это как раз означает, что препятствие достаточное
для того, чтобы помешать.
* * *
У Иванова нередки недоделки, недошлифовки. К примеру
("Диалог"):
- А чего ж, - смеется он, - не лапать,
Нешто я какой-то моветон.
Ты ведь, - говорит, - едрена лапоть,
Тоже ведь не Лида Гамильтон!
Здесь двукратное "ведь" в соседних строках -- небрежность
Иванова, а не его персонажа. Лучше было бы, возможно, так:
Ты здесь, - говорит, - едрена лапоть,
Тоже ведь не Лида Гамильтон!
А если Иванов всё-таки считал, что это небрежность со стороны
персонажа, то он перегибал палу.
* * *
Пароди-
роватьне означает быть особо изощрённым литератором. Для
пародиста важно следующее:
1) чувствовать свою неспособность побить конкурентов эффектными
"первичными" произведениями,
2) иметь злость,
3) набивать руку посредством регулярных занятий, а не ограничи-
ваться редкими налётами.
Есть набор верных приёмов, так что даже не нужно сильно творчески напрягаться и думать, куда
бы ударить побольнее. Немножко поиздеваться над кем-нибудь в
стихах -- почему бы нет? Сбить спесь. Показать, что и ты шит не
лыком. Но делать пародирование своим основным занятием -- это
мелковато. А без издёвки ведь -- не пародия.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Хитроумный Александр Иванов, скажем, Пушкина с Лермонтовым не
трогал (по крайней мере на людях), а принимал величественную позу
защитника поэзии от халтуры.
Автор пародий смотрится не подозрительно, если он сам -- успеш-
ный "нормальный" поэт или хотя бы прозаик или что-то представляет
собой вне литературы. А если в запаснике у него только собствен-
ная невостребованная лирика, то он -- фигурно лающая шавка,
воображающая себя призванной охранять забор. Да, некоторые заборы
таки надо охранять, я этого не отрицаю, но делать это можно
по-разному.
Верю, что поэты-мазохисты млели от пародий Александра Иванова
на них и просили ещё. Верю, что какая-то польза от Иванова была и
литературе: даже когда амбар горит, заодно ведь много мышей
гибнет.
* * *
Выводы из поэтических пародий Александра Иванова:
1. В советское время публиковалось много стихотворной чепухи.
2. Если взялся сочинять стихи, то не хорошо делать следующее:
1) претенциозничать, выставлять себя великим автором;
2 примазываться к классикам (в особенности к Пушкину,
Державину, Льву Толстому);
3) заниматься обильным словотворчеством;
4) без подходящего основания имитировать деревенскую речь;
5) применять вычурные образы;
6) злоупотреблять литературными приёмами;
7) оставлять явные шероховатости ради размера и рифмы;
8) умничать, слишком демонстрировать эрудицию и особенно --
ошибаться при этом;
9) допускать выражения, которые могут быть истолкованы в
смешном смысле;
10) говорить выспренно.
Почти как Десять Заповедей.
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
Я часто замираю перед тайной,
Я бы назвал ее – преображенье.
Загадочнее тайны нет нигде.
…Немыслимо бывает пробужденье:
Глаза разлепишь – что за наважденье? –
Лежать лежишь, но неизвестно где…
А в голове – все бури мирозданья,
Да что там бури – просто катаклизмы,
Как написал бы Лавренев – разлом!
Глаза на лбу, в них молнии сверкают,
Язык шершавый, в членах колотун,
Ни встать ни сесть,
Во рту бог знает что,
Не то Ваала пасть, не то клоака,
Выпрыгивает сердце из груди,
И что вчера случилось – помнишь смутно…
И тут, я вам скажу, одно спасенье,
Верней сказать, единственное средство.
Берешь его дрожащими руками
В каком-нибудь вместительном сосуде,
Подносишь к огнедышащему рту!..
Струится он, прохладный, мутноватый,
Грозово жгучий, острый, животворный!..
Захлебываясь, ты его отведал –
И к жизни возвратился и расцвел!
Есть в жизни тайна!
Имя ей – рассол.
1979
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
– Никак Самойлов! – крикнул Цыганов
(Он был глухой). – Ты вовремя, ей-богу!
Хозяйка постаралась, стол готов,
Давай закусим, выпьем понемногу…
А стол ломился! Милосердный бог!
Как говорится: все отдай – и мало!
Цвели томаты, розовело сало,
Моченая антоновка, чеснок,
Баранья ножка, с яблоками утка,
Цыплята табака (мне стало жутко),
В сметане караси, белужий бок,
Молочный поросенок, лук зеленый,
Квашеная капуста! Груздь соленый
Подмигивал как будто! Ветчина
Была ошеломляюще нежна!
Кровавый ростбиф, колбаса салями,
Телятина, и рябчик с трюфелями,
И куропатка! Думаете, вру?
Лежали перепелки как живые,
Копченый сиг, стерлядки паровые,
Внесли в бочонке красную икру!
Лежал осетр! А дальше – что я вижу! –
Гигант омар (намедни из Парижа!)
На блюдо свежих устриц вперил глаз…
А вальдшнепы, румяные как бабы!
Особый запах источали крабы,
Благоухал в шампанском ананас!..
«Ну, наконец-то! – думал я. – Чичас!..
Закусим, выпьем, эх, святое дело!»
(В графинчике проклятая белела(!)
Лафитник выпить требовал тотчас!
Я сел к столу… Смотрела Цыганова,
Как подцепил я вилкой огурец,
И вот когда, казалось, все готово,
Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)
Пародией огрел меня, подлец!..
1979
__________________
___________________________
Все, кто уходил от меня хотели, чтобы я что-то понял… а я понял только одно: хорошо, что они уходили.
